Путь на флот

Интендант К-523 пр. 667Б

старший мичман

Михаил Михайлович Баграмян

Путь на флот

Из молодых мичманов в экипаж строящейся подводной лодки в Комсомольске-на-Амуре я прибыл первым. Здесь было два мичмана, которые уже успели послужить и оба — армяне. Самый старший был Михаил Михайлович Баграмян, который посвятил всю свою жизнь подводным лодкам. О необычной истории его семьи надо писать отдельную книгу.

Будущий морской волк родился в Баку почти через два месяца после начала Великой Отечественной войны — 15 августа 1941 года и был назван Михаилом в честь человека, спасшего его отца Эмиля Варкесовича. В благодарность другу отец в метрике записал сына Михаилом Михайловичем Баграмяном. Эмиль Варкесович Баграмян, майор-пехотинец, и мать Розалия, полковник медицинской службы, прошли Великую Отечественную войну и погибли в апреле 1945-го года среди развалин Берлина. Родителей Михаил не помнил. Как на пленке военной кинохроники, воображение рисовало ему маму, собирающуюся на встречу с отцом. Хочет взять с собой сына, чтобы показать мужу, который ни разу его не

видел. Но как рассказывала бабушка, имея нехорошие предчувствия, внука не отдала.

Берлин бомбили… И встретившихся супругов накрыло бомбой. Провидению угодно было сохранить жизнь маленькому Мише, его воспитанием занялся дядя, брат отца — Возген Варкесович Баграмян, командир танкового полка. Жили они в Баку, но отношения дядиной жены с пасынком не сложились, и через пару лет, в 1947-м году, Миша сбежал из дому. Сел на поезд и поехал «куда глаза глядят». Поймали его без труда и хотели отправить в колонию, но разобрались и сдали в детский дом комсостава.

Еще в Баку, играя со старшими дворовыми мальчишками, Михаил бредил морем, а повзрослев, попал в Каспийскую военную флотилию и стал юнгой на сторожевом катере. Однако впоследствии избрал другое поприще — примерно в 1950 году он поступил в Ереванское музыкальное училище, и по его окончании почувствовал желание учиться дальше, получить высшее образование. Но в 1959 году, с наступлением призывного возраста, попал служить во флот.

Срочную службу ему довелось служить радистом в БЧ-4 на легендарной подводной лодке типа «Щука» в г. Мурманске. Ее экипаж был сформирован по интернациональному принципу, куда входили представители почти всех народов Советского Союза. Михаил пользовался заслуженным уважением и любовью экипажа. Тем не менее в 60-х годах неоднократно пытался уйти на гражданку для поступления в вуз, но каждая попытка заканчивалась уговорами командования остаться на корабле, и он оставался. Михаил, человек железной дисциплины, не то что пить водку, даже сигареты курить не научился. За время службы на дизельных и атомных подводных лодках занимал различные должности: радиста, интенданта, кок-инструктора, дозиметриста, техника космической связи, в свое время даже руководил военным оркестром бригады. На вопрос, сколько у него за плечами дальних походов, отвечал, что до десяти считал, а потом перестал. Очень скромный человек, на мою просьбу написать несколько строк своих воспоминаний он так и сказал: «Никогда не писал и мало кому рассказывал о службе, а ты мне душу разбередил».

Сразу попасть под опеку человека, имеющего за плечами богатейшую флотскую биографию, — невероятная удача. Мне повезло встретить Михаила Михайловича — невеличкого росточку, подтянутого, сухопарого, с добрыми умными глазами, проницательным взглядом, философским складом ума. Вне всякого сомнения, именно таких мичманов как он называли золотым фондом флота.

При первой же встрече Михаил Михайлович четко описал по пластам весь флотский «пирог» взаимоотношений мичманского состава с офицерами и моряками. Урок мне помнится до сих пор. Рассматривать офицеров надо не просто как коллег и товарищей с золотыми погонами — это военные специалисты, профессионалы своего дела, у которых, чем выше должность, тем больше ответственность. Следовательно, держаться с ними запанибрата нельзя. И дело не столько в субординации, сколько в четком понимании своего места в иерархической системе обязанностей. А с личным составом надо быть предельно собранным и корректным — не заноситься перед матросами, не тыкать и ни в коем случае не позволять садиться себе на шею. И следовало знать, что проверять тебя на прочность они начнут с первого дня.

Невинная шутка с оргвыводами

Самое опасное время, когда подводная лодка возвращается домой. Экипаж, утомленный морем, готовый расслабиться на берегу, пребывает в уязвимом состоянии. Человеческий фактор присутствует там, где есть люди и его никто не отменял.

В первой автономке произошел забавный розыгрыш с некоторыми организационными выводами и не очень приятными последствиями для одного из участников этого действа. Как-то Михаил Михайлович на пару с замполитом Василием Сергеичем Андросовым по сложившейся привычке азартно резался в домино против другой пары — командира БЧ-5 Николая Ивановича Семенца и особиста Анатолия Ивановича Захарова. В один из перерывов, дабы отдохнуть от «козлов» и «рыбы», игроки пошли перекурить в пятый отсек, где уютно расположившись, принялась с наслаждением употреблять никотин. Уже потом Михаил Михайлович рассказывал: «Сидим, дымим. Вдруг заскакивает молодой старший лейтенант, он же командир пятого отсека».

Так получилось, что наш командир пятого отсека старший лейтенант Виктор Юрьевич Кузнецов перед автономкой заболел, говорят, запил горькую. Но стратегический ракетоносец — это не троллейбус, который не может выйти на маршрут из-за простуды водителя, поэтому к нам прикомандировали офицера с другого корабля.

И вот молодой старший лейтенант, являющийся как бы хозяином отсека, подходит к курилке, где засели любители домино с сигаретами, по естественной надобности. Будучи командиром, он чисто теоретически мог воспользоваться своим положением и выгнать всех из курилки. Однако не стал против ветра… ну, скажем, идти под парусом. Чувствуя, что ему противостоит мощный объединенный фронт должностей, поистине подводный риф, о который в своем движении по служебной лестнице можно и брюхо распороть, старший лейтенант скромно потупил очи и ограничился интеллигентным и почти светским даже не замечанием, а комментарием:

— Как надымлено! — выдержав паузу, он обратился к старшим начальникам с насущным вопросом: — А еще есть, где покурить?

Баграмян — самый младший по должности и званию, но не по возрасту, не стал отвлекать командиров от важного дела умаления своего здоровья. Чтобы отмахнуться от назойливого и не вовремя потревожившего их посетителя, он послал молодого лейтенанта куда подальше. Нет, нет! Не туда, куда обычно посылает невоспитанный хулиган, а гораздо культурней и ближе. Молодого старшего лейтенанта послали в одиннадцатый отсек. Пытливый ум молодого лейтенанта попытался взбрыкнуть:

— А почему вы туда не идете? — спросил он.

Михаил Михайлович, взявший «шефство» над молодым офицером, продолжил его вежливо и культурно окучивать:

— Потому что туда далеко, — а для убедительности добавил, — зато там посвежее.

К сожалению, проблески пытливого сознания молодого старшего лейтенанта угасли, ограничившись одной попыткой, что говорило об отсутствии системы в его мыслительном процессе. Собственно, поэтому он и был послан в одиннадцатый отсек. Казалось бы, что здесь такого. В общем-то, ничего. Просто на подводных лодках 667Б проекта не было одиннадцатого отсека. Конструкторы нарисовали их всего десять штук, а судостроители, чтя проект, не удосужились сделать пристроечку хотя бы в виде неказистой верандочки или кладовки-провизионки!

Ретивый молодой лейтенант не стал обременять ни начальство, ни тем более себя никчемными вопросами, а побежал отправлять свою потребность, следуя рекомендации старого мичмана в несуществующий одиннадцатый отсек.

Эту беседу, сопровождавшуюся незначительным накалом, можно трактовать как показательное тестирование человека на предмет его соответствия занимаемой должности.

— Это ж надо! Он еще и побежал! — понуро выдохнул командир БЧ-5 Семенец.

Интендант Баграмян, загоняя в углы глаз искринку смеха и посылая доброго молодца не знамо куда, вел беседу как бы на полном серьезе до тех пор, пока тот не хлопнул за собой переборочной дверью.

Замполит Андросов, веселясь и наблюдая, как естествоиспытатель за кроликом, над которым проводят остроумный опыт, хитро подмигнул Михайловичу.

Особист Захаров не в состоянии сдерживаться, выдавал себя клокочущим смехом. И дабы не испортить оперативный замысел соратников по «козлу», пригнул голову и всхлипывал, как от внезапно напавшей икоты или скоропостижного приступа астмы.

Реакция подельников соответствовала моменту, чего не скажешь о главмехе. Николай Иванович нервно и сосредоточенно — до самого фильтра! — выкуривал уже вторую сигарету, теребя ее желтыми пальцами. А все потому, что Николай Иванович был зол. Ах, как он был зол! Он был зол на невежественного старшего лейтенанта, который, дослужившись до высокого офицерского чина, не знал элементарных вещей. Он был зол на Михайла Михайловича, который с легкостью вскрыл прореху в познаниях молодого офицера, поэтому исподлобья сверкал глазами. Он был готов испепелить Баграмяна взглядом или хотя бы об него загасить все свои бычки. Он был зол и на других сотоварищей по «козлу», ибо те откровенно веселись.

По ходу дела «верную дорогу» молодому старшему лейтенанту подсказали моряки десятого отсека, которые подключились к розыгрышу. Они подхватили эстафету и послали несчастного в свой трюм, где хранилась маринованная картошка в консервах. Молодой лейтенант, зло и педантично покопавшись в трюме десятого, будто в маминой кладовке так и не нашел искомых — ни курилки, ни пресловутого одиннадцатого отсека. Зато выявил истину. Обнаружение истины не всегда происходит в спорах и не всегда сопровождается радостью открытия. Не только молодой, но озлобленный и ослепленный «радостью обретения истины» старший лейтенант ворвался в курилку пятого отсека, где команда насмешников продолжала травить себя байками и никотином. Он явился вовремя — как раз под раздачу «козлов». Душа лейтенанта требовала крови или как минимум общественной порки старого мичмана в присутствии старших военачальников. В извращенной и циничной форме он наехал на заслуженного мичмана и почти публично стал ему угрожать. Старшие товарищи возмутились грубой выходкой невежественного лейтенанта и молчать не стали. Вирус озлобленности, как инфекция гриппа, аэрозольным способом передался Семенцу. Командир БЧ-5, возмущенный некомпетентностью молодого лейтенанта, ему по первое число и выдал:

— Ты что лейтенант, не знаешь, что на нашем корабле всего десять, а не одиннадцать отсеков? Если ты этого не знаешь, то как же ты изучал устройство корабля, на котором служишь!

Главмех «набирал обороты», распалялся и зверел от кощунственного невежества старшего лейтенанта. А мать всех матерей нашей доблестной «К-523», замполит Василий Сергеевич, утратив первородный материнский инстинкт, готов был сам прибить нерадивца:

— Мать-перемать, — сказал замполит, который по своему статусу обязан был знать и правильно использовать великий и могучий флотский язык — исключительно для связки слов, особенно когда вместо них одни междометия да диалектизмы монголо-татарского происхождения. Тоже, наверное, зов генов. Он продолжил: — Ты что, лейтенант, охренел? Если у тебя нет мозгов или они у тебя перетекли в мозжечок, то причем здесь Баграмян? Ведь ты же сдавал зачет по устройству подводной лодки. Кстати, а как ты его сдал, не зная, что на нашей лодке десять отсеков? — и обратился к командиру БЧ-5: — Слушай, Николай Иванович, как такое вообще могло произойти?! Надо вот таким нашим знатокам устроить образцово-показательную пересдачу зачета с пристрастием, чтобы они на пузе десять раз исползали весь корабль!

Служебный интерес к воспитанию молодого лейтенанта требовал хирургического вмешательства и взбешенный Семенец неожиданному кандидату на пересдачу зачета по устройству корабля многообещающе предложил:

— Ко мне зайдете…

Молодому лейтенанту тут же посыпались рекомендации:

— Изучай корабль!!!

— Учи матчасть!!!

Особист не чтобы поддеть главмеха, а из добрых побуждений проявил интерес:

— Николай Иванович, это ты так у всех принимать зачет начнешь?

Кроме этих громов и молний на голову молодого и резко повзрослевшего старшего лейтенанта было обрушено и собрание офицеров.

А вообще не позавидуешь молодому лейтенанту, у которого так бурно началась карьера с невинной флотской шутки, которой так порадовал весь экипаж «нехороший армянин» со знаменитой и звучной фамилией. Потом Михаил Михайлович Баграмян как хранитель военно-морских баек и всяких случаев много чего мне рассказал.

Не зря говорят, что пути Господни неисповедимы. В первой автономке по какому-то поводу для Михаила Михайловича заказали исполнение песни белорусских «Песняров» «Заболела, заболела голова…», на что командир К-523 Олег Герасимович Чефонов откликнулся репликой:

— У Баграмяна вечно голова болит.

Намек был на то, что голове интенданта атомного подводного стратегического ракетоносца всегда найдется, от чего болеть.

Прошли годы, и для уроженца Баку, армянина по национальности Михаила Михайловича Баграмяна белорусская столица стала второй родиной.

Алексей ЛОВКАЧЁВ