Ординар Леонида Скорины

10 Июл 2010

В моем архиве сохранилось несколько карманных календарей для ежедневных записей, относящихся ко второй половине 50-х годов прошлого века. В них содержатся заметки различного плана, которые живо напоминают о тех теперь уже далеких делах и событиях. Например, о том, что мы, курсанты Ленинградского военно-морского политического училища имени А.А. Жданова, находясь на практике в Балтийском море, 30 июня 1954 года, в 14 часов 08 минут наблюдали солнечное затмение. А девять июньских страниц ежедневника испещрены записями, связанными со штурманскими вахтами на учебном корабле «Комсомолец». Именно на этом судне я впервые в жизни вышел в море и взял первые пеленги на маяк Толбухин и плавучий маяк «Ленинград». Сохранились записи и пеленгов, взятых несколькими днями позже вблизи берегов тогдашней Эстонской ССР – на остров Осмуссаар и остов затонувшего судна. И в то время я даже не мог и предположить, что совсем недалеко от тех мест, где находится наш корабль, в эстонском городе Палдиски в одной из частей военно-морской авиации проходит сверхсрочную службу мой земляк, уроженец деревни Бармуты Березовского района старшина Леонтий Скорина. Не знал я, конечно, и того, что в его семье растет семилетний сын Ленька, который, однажды увидев море и вдохнув его неповторимые запахи, навсегда заболеет этой стихией и прочно свяжет свою будущую жизнь с океанскими просторами.

Мое личное знакомство с Леонтием Скориной состоится позже, после того, когда мы оба уйдем в запас и я буду работать в редакции районной газеты, а бывший старшина-авиатор последовательно будет трудиться в колхозе «Заветы Ленина», инструктором райкома партии, а затем управляющим отделения Жичин совхоза «Березовский». А Ленька – Леонид Скорина станет военно-морским офицером и какое-то время будет проходить службу в одной из баз подводных лодок на Северном флоте – в той самой базе, в создании которой ранее я в числе других первопроходцев принимал самое непосредственное участие. Ему, Леониду Леонтьевичу Скорине, и посвящается этот очерк.

Домик окнами в сад

После увольнения в запас старшина Леонтий Павлович Скорина с женой Марией Ивановной, сыном Леней и дочерью Людой приехали в Бармуты и поселились в доме отца главы семейства. Именно отсюда, с этого деревенского домика, как говорится в песне, с окнами в сад, и шагнет во взрослую жизнь Леонид Скорина. Именно сюда, а затем в деревню Кабаки будет он стремиться хоть на короткое время, чтобы повидать родителей, а после скоропостижной смерти отца в возрасте 59 лет – встретиться с мамой Марией Ивановной, о непростой судьбе которой взволнованно и эмоционально рассказала на страницах «Маяка» за 26 августа прошлого года Маргарита Горовая в материале «По волнам памяти».

А путевку в жизнь Леониду дал аттестат об окончании Ревятичской средней школы. Как вспоминают его бывшие учителя Павел Данилович Гуминский, Елена Петровна Жукович, Валентина Ансовна Вакульчик, был Скорина крепким «хорошистом», много внимания уделял занятиям физкультурой и спортом, особо не выделялся среди других учеников, но знал себе цену и мог постоять за свое мнение, так как целенаправленно готовился к поступлению в военное училище. Более подробно об этом рассказала его школьная подруга, однофамилица и будущая жена Александра Скорина:

«Осень 1965 года, но мы уже начали подготовку к выпускным экзаменам. Этот выпуск будет необычным – сразу 10-й и 11-й классы. Леня выбрал будущую профессию давно – он обязательно станет морским офицером. И уже в это время его любимой книгой становится роман Марианны Яхонтовой «Корабли выходят в море» о прославленном русском адмирале Ушакове. Родители поддерживают его мечту. Он подал заявление в военкомат о зачислении в списки поступающих в военно-морское училище. Надо было пройти две комиссии по проверке физических данных молодых людей. Но вот неудача – Леня серьезно повредил ключицу. Родители в замешательстве, а он настроен решительно, успокаивает их, как может. Сам отправляется в Брест. Проходит все проверки – испытания, но после перекладины у него случился полуобморок. Военком в недоумении. Тогда он признается, почему такое случилось. Делают снимок. И – зачисляют в число кандидатов для поступления в военно-морской вуз, выразив при этом восхищение его мужеством и твердым намерением стать офицером…».

Целеустремленность – эта, пожалуй, одна из особенно ярко выраженных черт характера Леонида Скорины, еще не раз проявится и в дальнейшем на различных этапах его жизненного пути, что позволит ему неуклонно поднимать планку ординара как человека вообще и как офицера флота – в частности.

Мечты сбываются

1966 год. Прозвенел последний звонок. Успешно сданы выпускные экзамены. А впереди – новое испытание: Леонид решил поступать в Ленинградское высшее военно-морское училище радиоэлектроники имени А.С. Попова.

- Леню беспокоили проблемы со сдачей экзамена по русскому языку, — вспоминает Александра Скорина, — и к сдаче его мы готовились вместе. Он любил писать сочинения, но страх за возможные ошибки сковывал его мысли. Ценный совет ему дала учительница русского языка Тамара Николаевна Сенько: надо писать простыми предложениями. Видимо, эта подсказка опытного педагога сыграла свою роль – Леня на вступительном экзамене по русскому языку – а он был первым – получил оценку «хорошо». Далее шли математика и геометрия. Здесь не возникло никаких проблем – две высшие оценки. А после этого получился срыв, видимо, подвела эйфория после успешной сдачи трех предыдущих предметов, особенно по языку – абитуриент Скорина по физике схлопотал «неуд»…

Вот такая незадача. И – прощай училище, прощай Ленинград, прощай море. И возвратился Леонид под крышу родительского дома, стал работать в колхозе «Заветы Ленина». Но мечту о флоте не оставил, твердо решил через год повторить попытку. А чтобы еще больше упрочить полученные в школе знания, поступил на подготовительные курсы при Брестском инженерно-строительном институте, где ему настойчиво советовали сдать вступительные экзамены. Но у парня были свои планы – он опять едет в Ленинград и без проблем поступает в училище имени Попова.

Родители Лени некогда в детские годы наряжали его в матросский костюм. И вот он надел настоящую морскую форму: бескозырка с лентой и золотыми буквами с названием училища, темно-синяя форменка с воротником-гюйсом, на погонах с белой окантовкой – золотые якоря, черные специального «флотского» покроя брюки с широким кожаным ремнем с бляхой, увенчанной якорем, и, конечно же, – тельняшка, в обиходе с определенным оттенком шарма именуемая «тельник»…

После этого в родных краях курсант Леонид Скорина появился где-то через полгода, во время зимних каникул. И своим друзьям-товарищам, родителям с восхищением рассказывал об учебе, преподавателях, о зарождавшемся в стенах училища морском братстве, неповторимых красотах города на Неве. И эти впечатления крепли, приобретали новую окраску и глубину на протяжении всех пяти лет учебы. А она была не только интересной, но и напряженной, требовала немало усилий и полной отдачи для постижения и усвоения довольно сложных дисциплин, преподаваемых  не только в учебных аудиториях, специальных кабинетах и лабораториях, но и при прохождении ежегодной практики на кораблях непосредственно в море.

Но вот наступил, так сказать, последний парад, последнее торжественное построение. Им, поповцам 1972 года выпуска, были вручены дипломы об окончании училища, лейтенантские погоны и морские кортики. В офицерский корпус Военно-Морского Флота страны влилось новое пополнение. А далее – у каждого своя дорога…

Здравствуй, Ягельная, здравствуй…

Лейтенанту Леониду Скорине выпало начинать службу на главном флоте Союза – Северном. Наступило время настоящих испытаний и проверки на прочность в суровом краю полярных ночей и северных сияний.

Послушаем жену молодого лейтенанта Александру Скорину:

- Я помню, как мы приехали в Североморск (главная база Северного флота – Е.С.), жили всей семьей в гостинице «Волна» (Леонид сыграл свадьбу после окончания второго курса училища – Е.С.), ждали с нетерпением Лениного назначения. Пришел он из штаба флота счастливый, рассказал, что назначен в соединение стратегических подводных лодок, базирующееся в губе Ягельной. Из Североморска по Кольскому заливу (при этом я впервые испытала, что такое бортовая и килевая качка) мы добрались к месту службы – поселку Гаджиево. Увы, там нужен был только Леонид Леонтьевич, а нас с малолетней дочкой не ждали. И первое, что нам «доброго» сказали, были слова: «Возвращайтесь туда, откуда приехали». Но тут Леня проявил характер, а решительность и стойкость будущего командира возымели должное действие. Так мы остались в Гаджиево на два с половиной года. Пришлось испытать немало трудностей, особенно в первое время. Леня был назначен на атомную подводную лодку командиром вычислительной группы, готовился к первому автономному плаванию, по несколько суток находился на корабле. Об устройстве семьи не было когда подумать. Три месяца одиннадцать офицерских семей ютились в холле гостиницы. Но мы с Леней были одни с полугодовалым ребенком, для сна использовали солдатскую койку на троих. Потом нас расселили по квартирам подводников, которые находились в автономке, а через год мы получили  комнату в двухкомнатной новой квартире…

На этом я прерву воспоминания Александры Скорины и отмотаю ленту времени на пятнадцать лет назад.

Летом 1957 года из Североморска, где проходил службу на эскадренном миноносце «Опасный», я прибыл на новую должность в бригаду дизельных подводных лодок, которая базировалась в губе Ягельной. Правда, тогда базой в полном значении этого слова данное место можно было назвать с большой натяжкой – здесь было два причала, у одного из которых швартовались подводные лодки и корабль-плавбаза, а у другого были пришвартованы две довольно комфортабельные плавказармы, построенные на судоверфях Финляндии. Все остальное многообразное хозяйство, необходимое для нормального функционирования боевого соединения флота, надо было создавать среди голых холодных скал в кратчайшие сроки, чем круглогодично в любую пору года в три смены занимались военные строители. В числе других первоочередных объектов ими возводился и жилой поселок для семей подводников, которому дали название Ягельный, в будущем – Гаджиево. В этом поселке в 1958 году поселился и я с женой Валентиной, выпускницей Минского медицинского института. Состоял он из финских сборно-щитовых домов, напоминающих собой барачные строения, и располагался у склонов сопки, более-менее защищенных от северных ветров (хотя здесь все ветры были северными!). Жили мы тогда в последнем от въезда в поселок доме среднего «квартала» в трехкомнатной торцевой квартире, в которой размещалось три семьи. Самую большую комнату занимал старший помощник командира подводной лодки капитан-лейтенант Сергей Соболевский с женой, в двух других разместились семьи старших лейтенантов командира минно-торпедной боевой части лодки (БЧ-3) Вадима Сендика, у которого был малолетний сын, и автор этих строк с женой. Отопление было индивидуальное (в каждой комнате стояла печка-грубка), топливо – привозное, кухня общая, в которой размещалась и общая емкость для привозной питьевой воды, а если таковой по какой-либо причине в поселок не доставляли, то воду брали в близлежащем проточном озерке (зимой – из проруби), благо она считалась экологически чистой. Приказом командования в один из дней недели сауна на плавказарме отдавалась для нужд «гражданского населения».

Что еще было самым необходимым для этого самого населения? В одном из домов была открыта начальная школа, преподавателей для которой среди жен офицеров и мичманов было достаточно. В самом малом доме, первом справа при входе в поселок, расположился медицинский пункт, открывать и заведовать которым довелось моей жене. Оказалось, что, кроме нее, в поселке имелся еще только один врач – жена командира подлодки Бэла Грибкова. Вот и приходилось Валентине Николаевне и Бэле Петровне быть специалистами на все руки, ибо ближайшие медицинские учреждения в районном центре Мурманской области городе Полярном были далеко не всегда доступны по случаю отсутствия оказии, а еще больше по климатическим условиям. Но и профессиональная школа для молодых медиков была хорошая.

И вот, как видим из воспоминаний Александры Скорины, и после прошествия пятнадцати лет в жизни и быту флотских офицеров на берегу оставалось немало проблем. Однако несмотря на все, отмечает Александра Васильевна, те годы запомнились с самой лучшей стороны, к чему в полной степени могу присоединиться и я. «Мы были молодыми, веселыми и здоровыми, трудностей как-то и не замечали. Мы с дочкой Анжелкой выступали в самодеятельности: я пела в ансамбле, Анжелка читала стихи, а в праздничные дни Победы изображала девочку, спасенную советским воином.

А наш папа между тем настойчиво готовился к первой автономке и дома бывал мало. Его лодку поставили в соседней Оленьей губе, и он с другими офицерами пешком по сопкам иногда приходил в Гаджиево, хотя расстояние было довольно не близким…»

Становление

Первое для Леонида Скорины автономное плавание длилось три месяца. Это было и их первое расставание с Александрой, что в дальнейшем, как и у каждого офицера-подводника, по тем или иным причинам станет нормой жизни.

Но все это было вызвано становлением моряка-профессионала, знатока своего дела и высочайшей ответственности.

После возвращения из автономки экипажу лодки полагается отдых для восстановления сил. Проводили его моряки на Рижском взморье. А между тем началось строительство подводных лодок нового поколения, и Леонид Скорина получает направление на учебу на 10-месячные курсы в Центр подготовки офицерского состава в тот самый город Палдиски, где ему довелось жить в детские годы и который всегда с большой теплотой вспоминали его родители. После завершения учебы уже старший лейтенант Скорина в апреле 1976 года получает назначение в город Северодвинск Архангельской области на строящийся здесь ракетный подводный крейсер стратегического назначения (РПКСН). Здесь он вначале был командиром вычислительной группы, а затем был назначен на должность помощника командира лодки и осенью 1978 года с экипажем отбыл к новому месту службы на Тихоокеанский флот, на далекую Камчатку.

Этот год для семьи капитан-лейтенанта Скорины ознаменовался еще одним важным и радостным событием – рождением сына Саши. И, как образно отметила Александра Васильевна, «только в конце 1979 – начале 1980 года мы догнали папу на Камчатке».

Сюда они добирались из Северодвинска и пробыли вместе до августа того же года, после чего приехали в Белоруссию, так как капитана 3-го ранга Леонида Скорину опять направили на учебу на командирские классы в Ленинград, на которые он попал только через год, так как вместо города на Неве пришлось отправляться в очередное автономное плавание с чужим экипажем, в котором на тот момент не оказалось старпома. А после возвращения из автономки и окончания классов Леонида Скорину, к тому времени уже награжденного орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» 3-й степени (за поход подо льдами Арктики) и медалью «За безупречную службу», опять направляют на Дальний Восток, в Приморье, где он вступает в должность старшего помощника командира находящегося в ремонте подводного ракетоносца.

Командир атомохода

А далее я хочу предоставить слово живущему ныне в Севастополе капитану 1-го ранга в отставке Василию Максимовичу Бондарчуку.

«Леонид Леонтьевич Скорина пришел на наш ракетный подводный корабль стратегического назначения «К-171», когда мы после тяжелой радиационной аварии стояли на ремонте в поселке Большой Камень. С того времени в мою память особенно врезалось такое происшествие. В апреле 1984 года, утром, во время проворачивания оружия и технических средств (это обязательная ежедневная процедура на всех боевых кораблях – Е.С.) до прибытия на лодку рабочих, в рубке радиоразведки обнаружили повесившегося молодого мичмана Павла Подрезова. Причиной суицида стало то, что родители не разрешили ему жениться на женщине более старшего возраста. Подвела парня неокрепшая психика. Лодка стояла в закрытом цехе – эллинге. Мичмана спустили на палубу эллинга, вызвали «скорую». А передо мной стоит такая картина: Леонид в белой рубашке, весь взмокший, до приезда медиков делает Подрезову искусственное дыхание. И не только надавливанием на грудную клетку, но и дышит пострадавшему «рот-в-рот». К сожалению, ни усилия офицера, ни прибывшие врачи не смогли вернуть Павла к жизни. А был Скорина всегда подтянутый, элегантный внешне, очень добросовестный, ответственный и порядочный офицер.

В 1985 году мы вернулись в боевой состав флота. В это время я уже учился заочно в Военно-морской академии в Ленинграде. На время моих поездок по учебным делам за меня оставался старпом – Леонид Леонтьевич. Вот одна из записей в журнале политико-воспитательной работы, сделанная 3 февраля 1986 года: «Побеседовал с СПК (старший помощник командира – Е.С.) капитаном 2-го ранга Скориной по месячному планированию, утвердил план».

На командирские должности обычно выдвигались офицеры по специальности штурман, минер, ракетчик. И все, точка! Как исключение я помню лишь капитана 2-го ранга Коротких В.В., командира II экипажа «К-171», бывшего химика. И вот  Леонид Скорина – радиоэлектронщик. Представляете, сколько ему необходимо было дополнительно потрудиться, чтобы повысить знания по кораблевождению и применению оружия?! И он это сделал. И в 1987 году Леонид Леонтьевич был назначен командиром!

В связи с этим, находясь в Ленинграде на очередной сессии, я купил несколько белорусских газет, запечатал в большой конверт, вместе с напечатанным мною на пишущей машинке поздравлением якобы от ЦК Компартии Белоруссии. Там были такие слова «Родная Беларусь гордится тобой и надеется на тебя!» Леонид не обиделся за такой розыгрыш, ему было очень приятно получить газеты на белорусском языке.

А в 1988 году в отсутствие командира дивизии я был назначен временно исполняющим его обязанности. РПКСН «К-530», которым командовал Скорина, стоял в боевом дежурстве. Очередная проверка штаба флота – «Боевая тревога! Ракетная атака!» Леонид Леонтьевич в кратчайший срок привел вверенный ему корабль в высшую степень боевой готовности. Действия экипажа получили высокую оценку».

А вот еще отзыв о нашем земляке из уст хорошо его знавшего человека: «Это был командир, которого любили и уважали все члены экипажа. Служить под его командованием считалось за честь и большой удачей. Один из немногих командиров, кто не пасовал перед вышестоящим начальством, если надо было отстоять интересы личного состава экипажа». Об этом мне написал мичман запаса из поселка Гатово, что под Минском, Владимир Николаевич Ляшкевич, который знал Л.Л. Скорину по совместной службе в 25-й стратегической дивизии атомных подводных лодок.

В декабре 1988 года В.М. Бондарчук и Л.Л. Скорина расстались – Василий Максимович убыл в Севастополь, а Леонид Леонтьевич продолжит службу на Тихоокеанском флоте, за успешное выполнение заданий командования будет награжден орденом «За службу Родине в ВС СССР» 2-й степени, а в  начале сентября 1989 года уже в звании капитана 1-го ранга поступит на учебу в Военно-морскую академию.

Последний аккорд

Прежде чем перейти к заключительной главе этого повествования, хочу привести строки из стихотворения поэта североморца Николая Гульнева «Ода командиру атомной подводной лодки»:

Сказанное поэтом – не красивые слова. Каждый выход субмарины в поход сопряжен с немалым риском, порой со смертельной опасностью. Красноречивым подтверждением этого является трагическая судьба советских подводных лодок «Ленинский комсомол» и «К-19», российского атомохода «Курск» да и подводных кораблей ряда других стран мира, многие из которых бесследно исчезли в разное время в морских пучинах. К тому же и в благополучных в целом походах не только подводные, но и надводные корабли может подстеречь всякое. Ведь что ни говори, а моря, океанские просторы и глубины – это мощная непредсказуемая стихия. Не последнюю роль здесь порой может сыграть и пресловутый человеческий фактор. Поэтому особенно понятным становится чувство глубокого удовлетворения Леонида Леонтьевича тем, что в его бытность командиром подводного ракетоносца не было в экипаже ни единой потери, о чем он, словно исповедуясь перед земляками, говорил при последних встречах в 2004 году с бывшей своей учительницей Еленой Петровной Жукович и давним знакомым Николаем Афанасьевичем Лисюком из Березы.

Но вернемся к учебе Л.Л. Скорины в академии. Закончил он ее в июне 1991 года и был направлен в Москву, где три года находился в должности оперативного дежурного Центрального командного пункта Военно-Морского Флота. Последнее место в его служебной карьере – командир защищенного командного пункта ВМФ. Это была адмиральская должность. Но примерить погоны контр-адмирала Леониду Леонтьевичу не довелось – после распада Союза он не смог смириться с  порядками, которые стали царить на флоте, и подал в отставку. С 1998 года – военный пенсионер. До своей кончины в мае 2004 года военно-морской специалист высшего класса работал начальником службы охраны одного из холдингов.

Вместо эпилога

Я думаю, что из сказанного выше можно сделать однозначный вывод: юношеская мечта Леонида Скорины осуществилась на все сто процентов – он стал блестящим морским офицером, достиг высоких вершин на служебном поприще, в нелегких походах избороздил моря и океаны. Помня, что львиную долю времени у него отнимали служебные дела и заботы, мне захотелось узнать, чем, кроме этого, был заполнен духовный мир Леонида Леонтьевича, каковы у него были другие пристрастия и увлечения. Ответы на эти вопросы в определенной степени дала спутница его неспокойной жизни Александра Васильевна.

«Самым большим увлечением Леонида была игра в футбол. Он принимал участие во всех играх футбольных служебных команд. И даже будучи уже неизлечимо больным, организовал футбольную команду в холдинге, где работал начальником охраны. (О пристрастии Скорины к этой игре сообщает и В.М. Бондарчук: «Л.Л. был капитаном сборной команды экипажа по футболу. Помню его разгоряченным в морской футболке после очередной победы над соперниками. Он очень хорошо играл в футбол»).

Видимо, это осталось с детских и юношеских лет – Леня очень любил лес, грибы, охоту. Но на это не было времени.

В последнее время стал увлекаться приключенческой литературой и, как это ни покажется странным, художественными произведениями по морской тематике разных авторов.

Любимый его кинофильм — «Белое солнце пустыни». Он знал наизусть все наиболее меткие и образные изречения и реплики из этой картины.

Нравились Леониду песни Владимира Высоцкого, в юности с песнями из репертуара Муслима Магомаева он выступал в Березе в районном Доме культуры. А вот вместе мы дуэтом исполняли песню «Крыніцы», очень близкое нам – «Растаял в далеком тумане Рыбачий…» — но мы подразумевали не северный полуостров Рыбачий, а наш дальневосточный поселок подводников с таким же названием. Последней песней, которую муж привез из Беларуси и которую очень любил, была «Прыляж, мая натомленая мама…» (Александра Васильевна приводит строку из песни Инны Виноградовой, написанную на стихи Нины Матяш «Калыханка маме» — Е.С.).

Вот такое получилось дополнение к образу морского офицера, выходца из народа и, как говорится, плоть от плоти этого народа. Хорошее дополнение, не правда ли?

А сделала его педагог с многолетним стажем несмотря на все переезды – перелеты, ныне учительница школы №1814 подмосковного Зеленограда, заслуженный работник образования Российской Федерации Александра Васильевна Скорина. Низкий ей поклон!