ОН МУЖЕСТВО, ЧЕСТЬ И ОТВАГУ ПРОНЁС В МОРСКИХ ПОХОДАХ…

 

капитан 2 ранга БЕРЕЖНОЙ Борис НиколаевичСекретарь первичной партийной организации «Нарочанская» капитан 2-го ранга в отставке Борис Николаевич Бережной – заместитель председателя Минской областной организации Белорусского союза военных моряков, член Военно-научного общества при Центральном Доме офицеров Вооруженных Сил Республики Беларусь.

Двадцать семь лет ходил он и на кораблях, и на атомных подводных лодках. Он прошел путь от матроса до кавторанга, служил на Балтике и Тихом океане, где и «закончил свой поход» в должности заместителя начальника политотдела эскадры атомных подводных лодок. Старший сын Юрий пошёл по стопам отца, младший Иван – военный, дочь Лина замужем за моряком, капитаном 2-го ранга.

«К морю тянуло с детства, – вспоминает Борис Николаевич. – Впервые я увидел его в Баку в далеком 1941 году. Туда мы эвакуировались, когда началась Великая Отечественная война. Меня оно очаровала буквально сразу. Пробыв там три года, в 1944-м мы вернулись в Минск. Я начал читать много книг о море, любил ходить на сеансы лент «Адмирал Ушаков», «Адмирал Нахимов»... Одним словом, кроме как моряком, я себя никем во взрослой жизни не видел. Окончив школу, я решил подать документы в военно-морское училище с авиационным уклоном в Риге. Я сдал все экзамены на хорошие оценки, но по стечению обстоятельств не прошёл по конкурсу. Мечту о море я на некоторое время отложил. Оценок, полученных в Риге, мне хватило, чтобы поступить в Вольский технологический техникум на машиниста-экскаваторщика. Но долго мне учиться не пришлось. Через год меня призвали в армию.

Наверное, из-за моей будущей специальности меня хотели отправить в бронетанковые войска. А я очень хотел попасть на флот. И к военкому ходил, просил. Но дело в чем — после 1949 года на флоте служили четыре года, а в сухопутных войсках и авиации — три. На это и делал акцент военком, убеждая меня в том, что бронетанковая часть все же лучше корабля. Я ему говорил, что отслужу два года и буду поступать в военно-морское училище. Однако убедить военкома я не смог. И вот настал день отправки в армию. По рядам будущих солдат вдруг пронеслась молва, что после танкистов прибудут моряки. И тогда я спрятался на территории военкомата, чтобы только дождаться моряков. Меня звали, искали, а я не выходил из своего укрытия. И как только танкисты уехали, я немного подождал и появился. Военком на меня тогда много кричал, что отправить туда, куда Макар телят не гонял. Я ему в ответ: «Ну вот, как раз на флот». — «Ну, если такое страстное желание на четыре года...» — «Я там буду не четыре, а двадцать четыре. Главное, чтобы на флоте!». И я с этой командой попал в Ленинград на Васильевский остров в Краснознаменный отряд подводного плавания имени Кирова. Там я стал трюмным машинистом дизельной подводной лодки. Модель та в то время была одна из новеньких. Но на подводной лодке нужно буквально поклониться каждому люку, каждому вентилю. И вот одному не поклонился. Побил голову так, что где-то через год еще были видны следы.

После попал в Кронштадт в бригаду подводных лодок, где и проходил службу. Где-то через полтора года я подал рапорт в Военно-морское политическое училище имени Жданова. Я был секретарем комсомольской организации, и поэтому рекомендации получил легко. Но вот казус — после того, как я проучился три года, начались знаменитые хрущевские сокращения армии. Наше училище также под них попало. Но тут повезло — нас, девять человек, выпустилось с красным дипломом, и поэтому нам дали возможность продолжить службу. А остальным присвоили звание младшего лейтенанта и уволили в запас по сокращению Вооруженных Сил. А мы пошли служить дальше. Я попал на Ладожское озеро. Прослужив год старшиной, я сдал экзамены в высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Вот такой извилистый путь пришлось пройти к своей мечте. После училища меня отправили служить на исследовательский корабль. Мы обеспечивали испытание минно-трального и артиллерийского оружия двух засекреченных институтов. И вот тут сокращение догнало и меня. Что же было делать? Пришлось пойти на «гражданку». Кем я только ни работал — рабочим на стройке, слесарем, механиком... поворотной точкой стало постановление ЦК КПСС от 21 января 1967 года «О мерах по улучшению партийно-политической работы в Советской Армии и Военно-Морском Флоте». Ранее сокращенных молодых офицеров-политработников возвращали обратно на флот. Я же попал на Тихий океан, на корабль воздушного наблюдения. Дослужился до заместителя командира дивизиона тральщиков. Оттуда я перевелся на корабль измерительного комплекса «Чукотка». Наше судно обеспечивало запуски космических аппаратов и контроль за деятельностью космонавтов на орбите. Соединение базировалось на Камчатке, в городе Вилючинске. А ходили мы в район экваториальной зоны! Некоторое время я участвовал в обслуживании всех запусков космонавтов. Все они проходили у нас тренировки на корабле. Естественно, еще до полетов, мы знали, кто отправится в космос. На таких кораблях заходить в иностранные порты категорически запрещалось, потому что наши корабли были полностью секретные. Но зато за нами охотились американцы. Как только они нас пеленговали, то сразу же высылали по 2-3 своих корабля измерительного комплекса, которые мешали нам работать. Они глушили наши радиосигналы и постоянно подставляли свои борта, чтобы произошло столкновение. А чем могло закончиться противостояние в открытом океане — неизвестно. Провокации шли из-за того, что на наших судах была установлена очень ценная аппаратура.

После учебы в Военно-политической академии имени Ленина служба продолжилась в 10-й противоавианосной дивизии атомных подводных лодок. Они также базировались в Вилючинске на Камчатке, где и корабли контрольно-измерительного комплекса. Но обратно на них меня не тянуло. На субмаринах было гораздо труднее, но вместе с тем и интереснее. Во время походов мы следили за американскими авианосными группировками, находясь в постоянной боевой готовности. Там, где они, там и мы. И цель была одна — не выдать себя, потому что иначе это считалось чрезвычайным происшествием.

— И как тут не вспомнить старую шутку «куда деваться с подводной лодки?»... — Любая атомная подводная лодка уходит в автономное плавание на 90 суток. Это ее плановый поход. И считается, что для экипажа это признанный психологический барьер. Но обстоятельства иногда вынуждают находиться и дольше. Мы однажды застряли на 108 суток, когда американские группировки были очень активны. Как-то мы зашли очень далеко, и нам с Камчатки присылали плавучую базу, которая сменяла экипаж. Когда уходишь в поход, ты закрываешься в своем отсеке и твоя жизнь проходит от переборки к переборке. А над тобой — до 300 метров воды. Между вахтами чуть ли не единственное развлечение — посмотреть кино. Всплытие лодки на боевом дежурстве недопустимо. Единственное исключение — сеанс радиосвязи.
Это накладывало дополнительную психологическую нагрузку. Надо было делать так, чтобы разнообразить обстановку, отвлекать внимание людей. Ведь если постоянно смотреть на голую стену, с ума сойти можно.

Демобилизовался я в звании капитана второго ранга. И на какой корабль ни приходил — через год его провозглашали отличным. На флоте это звание очень высокое.
Поэтому и хороший анекдот приклеился — «Замполит отличных кораблей». И когда однажды мы ходили на траление в Бангладеш, то завоевали кубок за первое место во всем в Военно-морском флоте!

— Скажите, а море влечет до сих пор?

— Конечно! Вот только не так часто сейчас удается куда-то выезжать. Хочу попасть на Северный флот — это моя давняя мечта...

На встрече с молодёжью одной из столичных средних школ Борис Николаевич рассказал потрясшую его до глубины души историю. «На моих глазах, рассказывает ветеран-подводник, – моряки не раз совершали героические поступки – рискуя жизнью, «шли под винты», чтобы освободить намотавшийся трос, опускались в горящие котлы… Для нас подобное считалось вполне обыденной работой. Но один случай поразил настолько, что я не забуду его никогда. На нашей подводной лодке произошла авария. В четырёх милях от родного берега лодка легла на грунт на глубине 37 метров. Всплыть никак не получалось, потому что затопило дизельные отсеки. На третьи сутки подводного заточения подоспела помощь. Члены команды покидали лодку через торпедные аппараты, водолазы поднимали нас на поверхность. В каждом отсеке имелись индивидуальные спасательные комплекты, по одному на человека. У нас их было семь, как и положено. Однако восьмым оказался… я. Для меня не нашлось спасательного комплекта, так как в тот момент я по воле судьбы находился не в своём отсеке. Но старшина второй статьи Игорь Маликов отдаёт мне свой комплект со словами: «Товарищ капитан 2-го ранга, у вас семья, дети, вы должны выжить в первую очередь. А я из детдома, пока не женат, и в случае гибели плакать обо мне будет некому». Я, разумеется, отказался от предложения Игоря. Мы оба оставались в подводной лодке, пока водолаз не передал нам ещё один спаскомплект. Меня потряс сам факт самопожертвования, когда человек готов был рисковать собственной жизнью ради спасения сослуживца…».

Встречаясь с военными побратимами, Борис Николаевич вместе с ними любит исполнять морские песни, среди которых любимая музыкальная композиция композиции Александры Пахмутовой «Усталая подлодка», в которой есть такие волнующие слова:

Лодка диким давлением сжата.
Дан приказ – «дифферент на корму!».
Это значит, что скоро ребята, –
В перископы увидят волну...

Александр Косенко, секретарь Минского ГК КПБ, член Военно-научного общества при Центральном Доме офицеров